Брест очарован уличной постановкой чешских артистов

Уличный спектакль чешского театра Нового Фронта «Сausa Fatalis» в режиссуре Ирины Андреевой прозвучал в минувшие выходные заключительным аккордом «Белой Вежи». Брестские зрители, принявшие постановку на ура, однозначно, проявили хороший вкус. Поскольку спектакль в жанре трагикомедии снова доказал: гармоничное сочетание зрелищности и смысла в искусстве возможно! 

Спектакль – в лучших традициях уличного театра: зрелищный и яркий. Без слов.  В нем много отсылок к цирковому искусству, что, безусловно, не может не нравиться детям. Да и просто случайным прохожим. 

Практически у всех актеров в начале действия – элементы клоунского грима на лицах, у некоторых на ногах – забавные штанишки в три четверти и гольфы в «цирковую» полоску», что еще больше подчеркивает и без того умилительную доброту их образов. А одну особо «выразительную» даму, героиню постановки, художник по костюмам облачил в комбинезон телесного цвета, дополненный аппетитными, но, к сожалению, бутафорскими формами. 

Атмосфера цирка также чувствуется в ловкости, с которой артисты двигаются по декорациям, установленным в форме дома высоко над землей. Она очевидна в моменты игры с огнем и жонглированием. Инстинктивно ощущается она и в комичности, с которой актеры, жильцы «дома», повествуют о своих обыденных делах. Когда, например, дама «в комбинезоне» беззастенчиво пытается протиснуться бутафорскими формами в детское корытце для купания – и в конце концов делает это! Когда ее соседка, усидчивая, но совершенно бесталанная «певица», в порыве вдохновения исполняет эротический танец с шестом (разумеется, помня, что на площади  – дети, так что все в пределах приличий; даже обнажившиеся перед публикой белье и чулки на подтяжках благодаря комичной манере исполнения актрисы не смотрятся на ней вульгарно). 

Когда их общий сосед, забавы ради, примеряет на себя костюм куриного яйца и в ботинках а-ля курьи ножки избушки Бабы Яги бегает по сценической площадке. В некоторые моменты уличный спектакль так сильно напоминает цирк, что желание следить за смыслом и сюжетом пропадает вовсе. И хочется быть в эту минуту только ребенком, чтобы, забыв обо всем, наслаждаться моментом и состоянием беззаботности… 

Но вместе с тем по задумке режиссера спектакль разговаривает со зрителем еще на серьезном  театральном языке. Он пропитан символами, которых, как и в «Чайке» Федоришина, для постановки уличного формата нетрадиционно много. Надо успеть увидеть и «прочитать» все. 

Опасный незнакомец, человек в черном, прототип Воланда, на протяжении спектакля незаметно завладевает умами и волей всех жильцов дома. Он бросает им хлеб и дает вина  – тогда они окончательно теряют разум. Он берет в руки книгу и вытряхивает из нее серебристую пыль, словно из каждого героя  – его сущность.    

Следующей сценой режиссер как будто приоткрывает калитку в ад. Жильцы дома из беззаботных, невероятно милых и комичных существ превращаются в однообразных, загипнотизированных, безликих тварей. Действо, происходящее на площади, теперь напоминает  изгнание дьявола, если вообще можно представить этот процесс. Герои корчатся, от испытываемой боли мучат друг друга и даже… пробуют запугивать зрителей! Книгу их жизней «Воланд», не колеблясь, предает огню…

Картинка на площади постоянно движется, отчего в некоторых, особенно напряженных сценах становится трудно уследить за всем действом. Возникает идея наблюдать за кем-то одним из пяти персонажей, но все, что происходит на условленной сцене, настолько объемно, многогранно и эффектно, что хочется соприкоснуться с каждой деталью…

Действие меняется вновь. Довольствуясь разрушениями, незнакомец взбирается на «крышу» дома в попытке нанести последний удар, но, иссякнув от собственного зла, погибает… 

Одна из героинь, та, что некогда украшала двор неуклюжими аппетитными формами, облачившись в белое,  несет виноградную гроздь – символ возрождения и духовной жизни. Чары рассеиваются. Герои медленно отходят от рокового сна. Всюду  – пепел и руины. Зло, кажется, проиграло, но унесло с собой все очарование наивного. И жизни, и людям в ней больше не стать прежними...

фото Александра Шульгача